И.П. Павлов. Об уме вообще

Зна­ко­мясь с тру­да­ми вели­ко­го учё­но­го физио­ло­га, посчи­тал нуж­ным опуб­ли­ко­вать его лек­цию, про­чи­тан­ную им 28 апре­ля 1918 года в Жен­ском меди­цин­ском инсти­ту­те в Пет­ро­гра­де. На школь­ных уро­ках био­ло­гии тру­ды выда­ю­ще­го­ся ака­де­ми­ка про­хо­дят исклю­чи­тель­но с точ­ки зре­ния рефлек­сов живот­ных и мало или вовсе не при­ме­ни­мы к жиз­ни. Я бы реко­мен­до­вал озна­ко­мить­ся с его тру­да­ми о рефлек­сах и уме с точ­ки зре­ния гор­мо­нов, выде­ля­е­мых голов­ным моз­гом чело­ве­ка, и фор­ми­ро­ва­ния при­вы­чек. Гор­мо­ны фор­ми­ру­ют при­выч­ки, а те, в свою оче­редь, нату­ру и повсе­днев­ность их носи­те­ля. Счи­таю, что это важ­но не толь­ко для спе­ци­а­ли­ста в любой обла­сти, но и для чело­ве­ка как личности.

В при­ве­дён­ном мате­ри­а­ле такой тер­мин, как исти­на, сто­ит рас­смат­ри­вать в зна­че­нии нау­ки и зна­ния, полу­чен­но­го опыт­ным путём.

Об уме вообще

Мотив моей лек­ции — это выпол­не­ние одной вели­кой запо­ве­ди, заве­щан­ной клас­си­че­ским миром после­ду­ю­ще­му чело­ве­че­ству. Эта запо­ведь — истин­на, как сама дей­стви­тель­ность, и вме­сте с тем все­объ­ем­лю­ща. Она захва­ты­ва­ет все в жиз­ни чело­ве­ка, начи­ная от самых малень­ких забав­ных слу­ча­ев обы­ден­но­сти до вели­чай­ших тра­ге­дий чело­ве­че­ства. Запо­ведь эта очень корот­ка, она состо­ит из трех слов: “Познай само­го себя”. Если я, в тепе­реш­нем сво­ем виде, нико­гда не про­тя­ги­вав­ший голос для пения, нико­гда пению не учив­ший­ся, вооб­ра­жу, что я обла­даю при­ят­ным голо­сом и что у меня исклю­чи­тель­ное даро­ва­ние к пению, и нач­ну уго­щать моих близ­ких и зна­ко­мых ари­я­ми и роман­са­ми, — то это будет толь­ко забав­но. Но если целый народ, в сво­ей глав­ной низ­шей мас­се неда­ле­ко ото­шед­ший от раб­ско­го состо­я­ния, а в интел­ли­гент­ских сло­ях боль­шею частью лишь заим­ство­вав­ший чужую куль­ту­ру, и при­том не все­гда удач­но, народ, в целом отно­си­тель­но мало дав­ший сво­е­го само­сто­я­тель­но­го и в общей куль­ту­ре, и в нау­ке, — если такой народ вооб­ра­зит себя вождем чело­ве­че­ства и нач­нет постав­лять для дру­гих наро­дов образ­цы новых куль­тур­ных форм жиз­ни, то мы сто­им тогда перед при­скорб­ны­ми, роко­вы­ми собы­ти­я­ми, кото­рые могут угро­жать дан­но­му наро­ду поте­рей его поли­ти­че­ской независимости.

Выпол­няя клас­си­че­скую запо­ведь, я вме­нил себе в обя­зан­ность попы­тать­ся дать неко­то­рый мате­ри­ал к харак­те­ри­сти­ке рус­ско­го ума. Вы, может быть, спро­си­те меня, какие у меня пра­ва на это, что я — исто­рик рус­ской куль­ту­ры или пси­хо­лог? Нет, я ни то, ни дру­гое — и одна­ко мне кажет­ся, что неко­то­рое пра­во у меня на эту тему есть.

Гос­по­да! Я юно­шей вошел в науч­но-экс­пе­ри­мен­таль­ную лабо­ра­то­рию, в ней я про­вел всю свою жизнь, в ней я сде­лал­ся ста­ри­ком, в ней же я меч­таю и окон­чить свою жизнь. Что же я видел в этой лабо­ра­то­рии? Я видел здесь неустан­ную рабо­ту ума, при­том рабо­ту посто­ян­но про­ве­ря­е­мую: пло­до­твор­на ли она, ведет ли к цели или явля­ет­ся пустой, оши­боч­ной. Сле­до­ва­тель­но, мож­но допу­стить, что я пони­маю, что такое ум и в чем обна­ру­жи­ва­ет­ся. Это с одной сто­ро­ны. С дру­гой сто­ро­ны, я посто­ян­но вра­щал­ся в интел­ли­гент­ских кру­гах, я состою чле­ном трех уче­ных кол­ле­гий, я посто­ян­но сопри­ка­сал­ся, общал­ся с мно­го­чис­лен­ны­ми това­ри­ща­ми, посвя­тив­ши­ми себя нау­ке; пре­до мной про­шли целые тыся­чи моло­дых людей, изби­рав­ших сво­им жиз­нен­ным заня­ти­ем умствен­ную и гуман­ную дея­тель­ность вра­ча, не гово­ря уж о дру­гих жиз­нен­ных встре­чах. И мне кажет­ся, что я научил­ся оце­ни­вать чело­ве­че­ский ум вооб­ще и наш рус­ский, в частности.

Я, конеч­но, не буду сей­час погру­жать­ся в тон­чай­шие пси­хо­ло­ги­че­ские иссле­до­ва­ния об уме. Я ко все­му вопро­су отне­сусь чисто прак­ти­че­ски. Я опи­шу вам ум в его рабо­те, как я это знаю по лич­но­му опы­ту и на осно­ва­нии заяв­ле­ний вели­чай­ших пред­ста­ви­те­лей чело­ве­че­ской мыс­ли. А затем, оха­рак­те­ри­зо­вав таким обра­зом ум, я при­ло­жу эту харак­те­ри­сти­ку как кри­те­рий, как аршин, к рус­ско­му уму и посмот­рю, в каком соот­но­ше­нии он нахо­дит­ся с этой меркой.

Что такое науч­ная лабо­ра­то­рия? Это малень­кий мир, малень­кий уго­ло­чек дей­стви­тель­но­сти. И в этот уго­ло­чек устрем­ля­ет­ся чело­век со сво­им умом и ста­вит себе зада­чей узнать эту дей­стви­тель­ность: из каких она состо­ит эле­мен­тов, как они сгруп­пи­ро­ва­ны, свя­за­ны, что от чего зави­сит и т.д. Сло­вом, чело­век име­ет целью осво­ить­ся с этою дей­стви­тель­но­стью так, что­бы мож­но вер­но пред­ска­зы­вать, что про­изой­дет в ней в том и дру­гом слу­чае, что­бы мож­но было эту дей­стви­тель­ность даже направ­лять по сво­е­му усмот­ре­нию, рас­по­ря­жать­ся ею, если это в пре­де­лах наших тех­ни­че­ских средств.

Постоянное сосредоточение мысли на определенном вопросе

К изоб­ра­же­нию ума, как он про­яв­ля­ет­ся в лабо­ра­тор­ной рабо­те, я и при­ступ­лю и поста­ра­юсь пока­зать все сто­ро­ны его, все при­е­мы, кото­ры­ми он поль­зу­ет­ся, когда пости­га­ет­ся этот малень­кий уго­ло­чек дей­стви­тель­но­сти. Пер­вое, самое общее свой­ство, каче­ство ума — это посто­ян­ное сосре­до­то­че­ние мыс­ли на опре­де­лен­ном вопро­се, пред­ме­те. С пред­ме­том, в обла­сти кото­ро­го вы рабо­та­е­те, вы не долж­ны рас­ста­вать­ся ни на мину­ту. Поис­ти­не вы долж­ны с ним засы­пать, с ним про­буж­дать­ся, и толь­ко тогда мож­но рас­счи­ты­вать, что наста­нет момент, когда сто­я­щая перед вами загад­ка рас­кро­ет­ся, будет разгадана.

Вы пони­ма­е­те, конеч­но, что когда ум направ­лен к дей­стви­тель­но­сти, он полу­ча­ет от нее раз­но­об­раз­ные впе­чат­ле­ния, хао­ти­че­ски скла­ды­ва­ю­щи­е­ся, раз­роз­нен­ные. Эти впе­чат­ле­ния долж­ны быть в вашей голо­ве в посто­ян­ном дви­же­нии, как кусоч­ки в калей­до­ско­пе, для того что­бы после в вашем уме обра­зо­ва­лась та фигу­ра, тот образ, кото­рый отве­ча­ет систе­ме дей­стви­тель­но­сти, явля­ясь вер­ным ее отпечатком.

Есть веро­я­тие, что, когда я гово­рю об без­от­ступ­ном дума­нии, на рус­ской поч­ве я встре­чусь со сле­ду­ю­щим заяв­ле­ни­ем, даже отча­сти побед­но­го харак­те­ра: “А если вам надо так мно­го напря­гать­ся в сво­ей рабо­те, то, оче­вид­но, вы рас­по­ла­га­е­те неболь­ши­ми сила­ми!” Нет! Мы, малень­кие и сред­ние работ­ни­ки нау­ки, мы очень хоро­шо зна­ем раз­ни­цу меж­ду собою и вели­ки­ми масте­ра­ми нау­ки. Мы меря­ем и их и свою рабо­ту еже­днев­но и можем опре­де­лить, что дела­ют они. Пусть мы для цар­ства зна­ния от бес­ко­неч­но­го неиз­вест­но­го при­об­ре­та­ем саже­ни и деся­ти­ны, а вели­кие масте­ра — огром­ней­шие тер­ри­то­рии. Пусть так. Это для нас оче­вид­ный факт. Но судя по соб­ствен­но­му опы­ту и по заяв­ле­ни­ям этих вели­чай­ших пред­ста­ви­те­лей нау­ки, зако­ны умствен­ной рабо­ты и для нас и для них — одни и те же. И тот пер­вый пункт, с кото­ро­го я начал, то пер­вое свой­ство, с кото­ро­го я начал харак­те­ри­сти­ку дея­тель­но­сти ума, у них под­черк­ну­то еще боль­ше, чем у нас, малень­ких работников.

При­пом­ним хотя бы о Нью­тоне. Ведь он со сво­ей иде­ей о тяго­те­нии не рас­ста­вал­ся ни на мину­ту. Отды­хал ли он, был ли он оди­но­ким, пред­се­да­тель­ство­вал ли на засе­да­нии Коро­лев­ско­го обще­ства и т.д., он все вре­мя думал об одном и том же. Ясно, что его идея пре­сле­до­ва­ла его всю­ду, каж­дую мину­ту. Или вот вели­кий Гельм­гольц. Он пря­мо в одной из сво­их речей ста­вит вопрос, чем он отли­ча­ет­ся от дру­гих людей. И он отве­ча­ет, что он раз­ни­цы не мог заме­тить ника­кой, кро­ме одной толь­ко чер­ты, кото­рая, как ему пока­за­лось, отли­ча­ет его от осталь­ных. Ему каза­лось, что никто дру­гой, как он, не впи­ва­ет­ся в пред­мет. Он гово­рит, что когда он ста­вил перед собою какую-нибудь зада­чу, он не мог уже от нее отде­лать­ся, она пре­сле­до­ва­ла его посто­ян­но, пока он ее не раз­ре­шал. Вы види­те, сле­до­ва­тель­но, что это упор­ство, эта сосре­до­то­чен­ность мыс­ли есть общая чер­та ума от вели­ких до малень­ких людей, чер­та, обес­пе­чи­ва­ю­щая рабо­ту ума.

Непосредственное видение действительности

Я перей­ду теперь к сле­ду­ю­щей чер­те ума. Дей­стви­тель­ность, понять кото­рую ста­вит сво­ей зада­чей ум, эта дей­стви­тель­ность явля­ет­ся в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни скры­той от него. Она, как гово­рит­ся, спря­та­на за семью зам­ка­ми. Меж­ду дей­стви­тель­но­стью и умом сто­ит и дол­жен сто­ять целый ряд сиг­на­лов, кото­рые совер­шен­но засло­ня­ют эту дей­стви­тель­ность. Я уже не гово­рю о том теперь уже обще­из­вест­ном поло­же­нии, что наши ощу­ще­ния чувств есть тоже толь­ко сиг­на­лы дей­стви­тель­но­сти. Но за этим сле­ду­ет целый ряд дру­гих неиз­беж­ных сиг­на­лов. В самом деле, дей­стви­тель­ность может быть уда­ле­на от наблю­да­те­ля, и ее надо при­бли­зить, напри­мер, при помо­щи теле­ско­па; она может быть чрез­вы­чай­но мала, и ее надо уве­ли­чить, посмот­реть на нее в мик­ро­скоп; она может быть лету­ча, быст­ра, и ее надо оста­но­вить или при­ме­нить такие при­бо­ры, кото­рые могут за ней угнать­ся, и т.д., и т.д. Без все­го это­го нель­зя обой­тись, все это необ­хо­ди­мо, осо­бен­но если надо запе­чат­леть эту дей­стви­тель­ность для дру­гих работ, пере­дать ее, предъ­явить другим.

Таким обра­зом, меж­ду вами и дей­стви­тель­но­стью накап­ли­ва­ет­ся длин­ней­ший ряд сиг­на­лов. Я поз­во­лю себе неболь­шой при­мер. Может быть, неко­то­рые из моих слу­ша­те­лей зна­ют, что мы в насто­я­щее вре­мя раз­ра­ба­ты­ва­ем вопрос, каса­ю­щий­ся боль­ших полу­ша­рий голов­но­го моз­га, т.е. отде­ла, заве­ду­ю­ще­го выс­шей нерв­ной дея­тель­но­стью живот­но­го. При­чем в каче­стве реак­ти­ва на эту дея­тель­ность мы поль­зу­ем­ся слюн­ной желе­зой, и поэто­му рабо­ту этой послед­ней нам при­хо­дит­ся наблю­дать. Дела­ем мы это так, что конец вывод­но­го [кана­ла] про­то­ка слюн­ной желе­зы, конец той тру­боч­ки, по кото­рой течет слю­на, пере­са­жи­ва­ем изо рта нару­жу. После такой опе­ра­ции слю­на течет уже не в рот, а нару­жу, и, при­леп­ляя здесь малень­кую воро­ноч­ку, мы можем эту слю­ну соби­рать и отсчи­ты­вать по капель­кам, когда она выте­ка­ет из кон­чи­ка воронки.

Каза­лось бы, что про­ще! И одна­ко сколь­ко угод­но оши­ба­лись и оши­ба­ют­ся взрос­лые интел­ли­гент­ные люди, при­ни­ма­ю­щи­е­ся за эту рабо­ту. Сто­ит обра­зо­вать­ся малень­кой короч­ке на отвер­стии слюн­но­го про­то­ка — и слю­на исте­чет. Неопыт­ный наблю­да­тель не обра­тит на это вни­ма­ния, не при­мет это в рас­чет и бежит с заяв­ле­ни­ем, что у него полу­чил­ся неожи­дан­ный факт, вооб­ра­жая ино­гда, что дело идет о целом откры­тии. Дру­гой тоже обра­ща­ет­ся за разъ­яс­не­ни­я­ми, что поче­му у него слю­на в тече­ние опы­та пере­ста­ла течь — ока­зы­ва­ет­ся, ворон­ка немно­го отста­ла от кожи — и слю­на течет мимо. Пустяк, и одна­ко этот пустяк сей­час же дает о себе знать, и его надо учесть для того, что­бы не быть обма­ну­тым. Теперь пред­ставь­те себе вме­сто этой про­стень­кой ворон­ки какой-нибудь слож­ный инстру­мент. Сколь­ко же оши­бок может быть здесь! И вот ум дол­жен разо­брать­ся во всех этих сиг­на­лах, учи­ты­вать все эти воз­мож­но­сти оши­бок, иска­жа­ю­щих дей­стви­тель­ность, и все их устра­нить или предупредить.

Но и это еще не все. Это лишь часть дела. Вы закон­чи­ли свою рабо­ту, вам надо ее теперь как-нибудь запе­чат­леть, поде­лить­ся сво­и­ми резуль­та­та­ми с дру­ги­ми. И здесь высту­па­ют на сце­ну новые сиг­на­лы, новые сим­во­лы дей­стви­тель­но­сти. Что такое наши сло­ва, кото­ры­ми мы опи­сы­ва­ем фак­ты, как не новые сиг­на­лы, кото­рые могут, в свою оче­редь, затем­нить, иска­зить исти­ну. Сло­ва могут быть подо­бра­ны неточ­ные, непод­хо­дя­щие, могут невер­но пони­мать­ся и т.д. И вы опять долж­ны осте­ре­гать­ся, что­бы не уви­деть бла­го­да­ря сло­вам дей­стви­тель­ность в ненад­ле­жа­щем, невер­ном виде. Весь­ма часто слу­ча­ет­ся, что один иссле­до­ва­тель не может вос­про­из­ве­сти вер­ных фак­тов дру­го­го — и толь­ко пото­му, что сло­вес­ная пере­да­ча этим дру­гим обста­нов­ки все­го его дела не соот­вет­ству­ет, не вос­про­из­во­дит точ­но и пол­но действительности.

И, нако­нец, когда вы дой­де­те до выво­дов, когда вы нач­не­те опе­ри­ро­вать с теми сло­вес­ны­ми сиг­на­ла­ми — эти­кет­ка­ми, кото­рые вы поста­ви­ли на место фак­тов, — то здесь фаль­си­фи­ка­ция дей­стви­тель­но­сти может дости­гать огром­ней­ших раз­ме­ров. Вы види­те, как мно­го воз­ни­ка­ет раз­лич­ных затруд­не­ний, кото­рые меша­ют вам ясно видеть под­лин­ную дей­стви­тель­ность. И зада­чей ваше­го ума будет дой­ти до непо­сред­ствен­но­го виде­ния дей­стви­тель­но­сти, хотя и при посред­стве раз­лич­ных сиг­на­лов, но обхо­дя и устра­няя мно­го­чис­лен­ные пре­пят­ствия, при этом неиз­беж­но возникающие.

Абсолютная свобода мысли

Сле­ду­ю­щая чер­та ума — это абсо­лют­ная сво­бо­да мыс­ли, сво­бо­да, о кото­рой в обы­ден­ной жиз­ни нель­зя соста­вить себе даже и отда­лен­но­го пред­став­ле­ния. Вы долж­ны быть все­гда гото­вы к тому, что­бы отка­зать­ся от все­го того, во что вы до сих пор креп­ко вери­ли, чем увле­ка­лись, в чем пола­га­ли гор­дость вашей мыс­ли, и даже не стес­нять­ся теми исти­на­ми, кото­рые, каза­лось бы, уже навсе­гда уста­нов­ле­ны нау­кой. Дей­стви­тель­ность вели­ка, бес­пре­дель­на, бес­ко­неч­на и раз­но­об­раз­на, она нико­гда не укла­ды­ва­ет­ся в рам­ки наших при­знан­ных поня­тий, наших самых послед­них зна­ний… Без абсо­лют­ной сво­бо­ды мыс­ли нель­зя уви­деть ниче­го истин­но ново­го, что не явля­лось бы пря­мым выво­дом из того, что вам уже известно.

Для иллю­стра­ции это­го в нау­ке мож­но най­ти мно­го инте­рес­ных фак­тов. Поз­воль­те мне при­ве­сти при­мер из моей нау­ки. Вы зна­е­те, что цен­траль­ным орга­ном кро­во­об­ра­ще­ния явля­ет­ся серд­це, чрез­вы­чай­но ответ­ствен­ный орган, дер­жа­щий в сво­их руках судь­бу все­го орга­низ­ма. Физио­ло­ги мно­го лет инте­ре­со­ва­лись най­ти те нер­вы, кото­рые управ­ля­ют этим важ­ным орга­ном. Было извест­но, что все ске­лет­ные мыш­цы управ­ля­ют­ся нер­ва­ми, и надо было думать, что тем более не может быть лише­но таких нер­вов серд­це, испол­ня­ю­щее свою рабо­ту самым тон­чай­шим и точ­ней­шим обра­зом. И вот жда­ли и иска­ли этих нер­вов, упра­ви­те­лей серд­ца, и дол­гое вре­мя не мог­ли найти.

Надо ска­зать, что чело­ве­че­ско­му зна­нию преж­де все­го дались нер­вы ске­лет­ной муску­ла­ту­ры, так назы­ва­е­мые дви­га­тель­ные нер­вы. Отыс­кать их было очень лег­ко. Сто­и­ло быть пере­ре­зан­ным како­му-нибудь нерву, и тот мускул, к кото­ро­му шел дан­ный нерв, ста­но­вил­ся пара­ли­зо­ван­ным. С дру­гой сто­ро­ны, если вы этот нерв искус­ствен­но вызы­ва­е­те к дея­тель­но­сти, раз­дра­жая его, напри­мер, элек­три­че­ским током, вы полу­ча­е­те рабо­ту мыш­цы — мыш­ца на ваших гла­зах дви­га­ет­ся, сокра­ща­ет­ся. Так вот, тако­го же нер­ва, так же дей­ству­ю­ще­го, физио­ло­ги иска­ли и у серд­ца, при­чем иных нер­вов, кро­ме вот таких дви­га­тель­ных, вызы­ва­ю­щих орган к рабо­те нер­вов, нау­ка в то вре­мя не знала.

На этом мысль оста­но­ви­лась, засты­ла в рутине. С этой мыс­лью физио­ло­ги под­хо­ди­ли и к серд­цу. Нерв, иду­щий к серд­цу, было отыс­кать нетруд­но. Он идет по шее, спус­ка­ет­ся в груд­ную полость и дает вет­ви к раз­лич­ным внут­рен­ним орга­нам, в том чис­ле и к серд­цу. Это так назы­ва­е­мый блуж­да­ю­щий нерв. Физио­ло­ги име­ли его в руках, и оста­ва­лось лишь дока­зать, что этот нерв дей­стви­тель­но заве­ду­ет рабо­той серд­ца. И вот мно­гие выда­ю­щи­е­ся умы, доста­точ­но назвать Гум­больд­та, бились над раз­ре­ше­ни­ем это­го вопро­са и ниче­го не мог­ли уви­деть, не мог­ли отме­тить дей­ствие это­го нер­ва на сердце.

Поче­му же так? Быть может, этот нерв на серд­це не дей­ству­ет? Нет, дей­ству­ет и в выс­шей сте­пе­ни рез­ко и отчет­ли­во, до такой сте­пе­ни рез­ко, что это­го дей­ствия нель­зя не уви­деть. В насто­я­щее вре­мя это пред­став­ля­ет опыт, кото­рый не может не удасть­ся в руках невеж­ды. Дей­ствие это­го нер­ва на серд­це состо­ит в том, что если вы его раз­дра­жа­е­те, то серд­це начи­на­ет бить­ся все мед­лен­нее и мед­лен­нее и нако­нец совсем оста­нав­ли­ва­ет­ся. Зна­чит, это был нерв, совер­шен­но неожи­дан­но дей­ству­ю­щий не так, как нер­вы ске­лет­ной муску­ла­ту­ры. Это нерв, кото­рый удли­ня­ет пау­зы меж­ду сер­деч­ны­ми сокра­ще­ни­я­ми и обес­пе­чи­ва­ет отдых серд­цу. Сло­вом, нерв, о кото­ром не дума­ли и кото­ро­го поэто­му не виде­ли. У чело­ве­ка отсут­ство­ва­ла мысль, и он не мог уви­деть крайне про­сто­го фак­та. Это пора­зи­тель­но инте­рес­ный при­мер! Гени­аль­ные люди смот­ре­ли и не мог­ли уви­деть дей­стви­тель­но­сти, она от них скрылась.

Я думаю, вам теперь понят­но, поче­му от ума, пости­га­ю­ще­го дей­стви­тель­ность, тре­бу­ет­ся абсо­лют­ная сво­бо­да. Толь­ко тогда, когда ваша мысль может все вооб­ра­зить, хотя бы это про­ти­во­ре­чи­ло уста­нов­лен­ным поло­же­ни­ям, толь­ко тогда она может заме­тить новое. И мы име­ем пря­мые ука­за­ния, иду­щие от вели­ких масте­ров нау­ки, где этот при­ем при­ме­ня­ет­ся пол­но­стью, в самой выс­шей мере. О зна­ме­ни­том англий­ском физи­ке Фара­дее извест­но, он делал до такой сте­пе­ни неве­ро­ят­ные пред­по­ло­же­ния, так рас­пус­кал свою мысль, давал такую сво­бо­ду сво­ей фан­та­зии, что стес­нял­ся в при­сут­ствии всех ста­вить извест­ные опы­ты. Он запи­рал­ся и рабо­тал наедине, про­ве­ряя свои дикие пред­по­ло­же­ния. Эта край­няя рас­пу­щен­ность мыс­ли сей­час же уме­ря­ет­ся сле­ду­ю­щей чер­той, очень тяже­лой чер­той для иссле­ду­ю­ще­го ума. Это — абсо­лют­ное бес­при­стра­стие мысли.

Абсолютное беспристрастие мысли

Это зна­чит, что как вы ни излю­би­ли какую-нибудь вашу идею, сколь­ко бы вре­ме­ни ни тра­ти­ли на ее раз­ра­бот­ку, — вы долж­ны ее отки­нуть, отка­зать­ся от нее, если встре­ча­ет­ся факт, кото­рый ей про­ти­во­ре­чит и ее опро­вер­га­ет. И это, конеч­но, пред­став­ля­ет страш­ные испы­та­ния для чело­ве­ка. Это­го бес­при­стра­стия мыс­ли мож­но достиг­нуть толь­ко мно­го­лет­ней, настой­чи­вой шко­лой. До чего это труд­но — я могу при­ве­сти про­стень­кий при­мер из сво­ей лабо­ра­тор­ной прак­ти­ки. Я пом­ню одно­го очень умно­го чело­ве­ка, с кото­рым мы дела­ли одно иссле­до­ва­ние и полу­чи­ли извест­ные фак­ты. Сколь­ко мы ни про­ве­ря­ли наши резуль­та­ты, все скло­ня­лось к тому тол­ко­ва­нию, кото­рое мы уста­но­ви­ли. Но затем у меня яви­лась мысль, что, быть может, все зави­сит от дру­гих при­чин. Если бы [под­твер­ди­лось] это новое пред­по­ло­же­ние, то это чрез­вы­чай­но под­ры­ва­ло бы зна­че­ние наших опы­тов и строй­ность наших объ­яс­не­ний. И вот этот милый чело­век про­сил меня не делать новых опы­тов, не про­ве­рять это­го пред­по­ло­же­ния, так ему жал­ко было рас­стать­ся со сво­и­ми иде­я­ми, так он за них боял­ся. И это не есть лишь его сла­бость, это сла­бость всех.

Я отлич­но пом­ню свои пер­вые годы. До такой сте­пе­ни не хоте­лось отсту­пать от того, в чем ты поло­жил репу­та­цию сво­ей мыс­ли, свое само­лю­бие. Это дей­стви­тель­но труд­ная вещь, здесь заклю­ча­ет­ся поис­ти­не дра­ма уче­но­го чело­ве­ка. Ибо такое бес­при­стра­стие мыс­ли надо уметь соеди­нить и при­ми­рить с вашей при­вя­зан­но­стью к сво­ей руко­во­дя­щей идее, кото­рую вы посто­ян­но носи­те в сво­ем уме. Как для мате­ри доро­го свое дитя, как одна лишь мать луч­ше, чем кто-либо дру­гой, взрас­тит его и убе­ре­жет от опас­но­сти — так же обсто­ит дело и с вашей иде­ей. От вас, от того, кто ее родил, идея долж­на полу­чить раз­ви­тие и силы. Вы, и никто дру­гой, долж­ны исполь­зо­вать ее до кон­ца и извлечь из нее все, что в ней есть вер­но­го. Заме­нить здесь вас никто не может…

Итак, вы долж­ны быть чрез­вы­чай­но при­вя­за­ны к вашей идее, и рядом с этим вы долж­ны быть гото­вы в любой момент про­из­не­сти над нею смерт­ный при­го­вор, отка­зать­ся от нее. Это чрез­вы­чай­но тяже­ло! Целы­ми неде­ля­ми при­хо­дит­ся в таком слу­чае ходить в боль­шой гру­сти и при­ми­рять­ся. Мне при­по­ми­нал­ся тогда слу­чай с Авра­амом, кото­ро­му, по неот­ступ­ной его прось­бе, на ста­ро­сти лет Бог дал един­ствен­но­го сына, а потом потре­бо­вал от него, что­бы он это­го сына при­нес в жерт­ву, зако­лол. Тут то же самое. Но без тако­го бес­при­стра­стия мыс­ли обой­тись нель­зя. Когда дей­стви­тель­ность начи­на­ет гово­рить про­тив вас, вы долж­ны поко­рить­ся, так как обма­нуть себя мож­но и очень лег­ко, и дру­гих, хотя бы вре­мен­но, тоже, но дей­стви­тель­ность не обма­нешь. Вот поче­му в кон­це очень длин­но­го жиз­нен­но­го пути у чело­ве­ка выра­ба­ты­ва­ет­ся убеж­де­ние, что един­ствен­ное досто­ин­ство тво­ей рабо­ты, тво­ей мыс­ли состо­ит в том, что­бы уга­дать и побе­дить дей­стви­тель­ность, каких бы это оши­бок и уда­ров по само­лю­бию ни сто­и­ло. А с мне­ни­ем дру­гих при­хо­дит­ся не счи­тать­ся, его надо забыть.

Обстоятельность мысли

Даль­ше. Жизнь, дей­стви­тель­ность, конеч­но, крайне раз­но­об­раз­ны. Сколь­ко мы ни зна­ем, все это ничтож­но по срав­не­нию с раз­но­об­ра­зи­ем и бес­ко­неч­но­стью жиз­ни. Жизнь есть вопло­ще­ние бес­ко­неч­но раз­но­об­раз­ной мepы веса, сте­пе­ни, чис­ла и дру­гих усло­вий. И все это долж­но быть захва­че­но изу­ча­ю­щим умом, без это­го нет позна­ния. Если мы не счи­та­ем­ся с мерою, сте­пе­нью и т.д., если мы не овла­де­ем ими, мы оста­ем­ся бес­силь­ны­ми перед дей­стви­тель­но­стью и вла­сти над нею полу­чить не можем. Вся нау­ка есть бес­пре­рыв­ная иллю­стра­ция на эту тему. Сплошь и рядом какая-нибудь малень­кая подроб­ность, кото­рую вы не учли, не пред­ви­де­ли, пере­вер­ты­ва­ет всю вашу построй­ку, а, с дру­гой сто­ро­ны, такая же подроб­ность зача­стую откры­ва­ет перед вами новые гори­зон­ты, выво­дит вас на новые пути. От иссле­ду­ю­ще­го ума тре­бу­ет­ся чрез­вы­чай­ное вни­ма­ние. И одна­ко, как ни напря­га­ет чело­век свое вни­ма­ние, он все-таки не может охва­тить все эле­мен­ты той дей­стви­тель­но­сти, сре­ди кото­рой он дей­ству­ет, не может все заме­тить, уло­вить, понять и победить.

Возь­ми­те такой про­стой при­мер. Вы изла­га­е­те резуль­та­ты сво­их наблю­де­ний для дру­гих, и крайне труд­но изло­жить это все так, что­бы дру­гой чело­век, читая ваш слу­чай, мог бы заме­тить все в обрез так, как это виде­ли вы. Мы посто­ян­но встре­ча­ем­ся с фак­том, что люди при самом доб­ро­со­вест­ном повто­ре­нии всех усло­вий како­го-нибудь опи­сан­но­го опы­та не могут вос­про­из­ве­сти того, что видел автор. Послед­ний не упо­мя­нул какой-либо малень­кой подроб­но­сти, и вы уже не може­те понять и доис­кать­ся, в чем здесь дело. И зача­стую лишь люди, сто­я­щие в сто­роне, заме­ча­ют это и вос­про­из­во­дят опы­ты и одно­го, и другого.

Далее инте­рес­но сле­ду­ю­щее. Как в слу­чае с при­стра­сти­ем ума, совер­шен­но так же и здесь необ­хо­ди­мо очень тон­кое балан­си­ро­ва­ние. Вы долж­ны, сколь­ко хва­тит ваше­го вни­ма­ния, охва­тить все подроб­но­сти, все усло­вия, и одна­ко, если вы все с само­го нача­ла захва­ти­те, вы ниче­го не сде­ла­е­те, вас эти подроб­но­сти обес­си­лят. Сколь­ко угод­но есть иссле­до­ва­те­лей, кото­рых эти подроб­но­сти давят, и дело не дви­га­ет­ся с места. Здесь надо уметь закры­вать до неко­то­ро­го вре­ме­ни гла­за на мно­гие дета­ли для того, что­бы потом все охва­тить и соеди­нить. С одной сто­ро­ны, вы долж­ны быть очень вни­ма­тель­ны, с дру­гой сто­ро­ны, от вас тре­бу­ет­ся вни­ма­тель­ность ко мно­гим усло­ви­ям. Инте­рес дела вам гово­рит: “Оставь, успо­кой­ся, не отвле­кай себя”.

Простота, полная ясность, полное понимание

Далее. Иде­а­лом ума, рас­смат­ри­ва­ю­ще­го дей­стви­тель­ность, есть про­сто­та, пол­ная ясность, пол­ное пони­ма­ние. Хоро­шо извест­но, что до тех пор, пока вы пред­мет не постиг­ли, он для вас пред­став­ля­ет­ся слож­ным и туман­ным. Но как толь­ко исти­на улов­ле­на, все ста­но­вит­ся про­стым. При­знак исти­ны — про­сто­та, и все гении про­сты сво­и­ми исти­на­ми. Но это­го мало. Дей­ству­ю­щий ум дол­жен отчет­ли­во созна­вать, что чего-нибудь не пони­ма­ет, и созна­вать­ся в этом. И здесь опять-таки необ­хо­ди­мо балан­си­ро­ва­ние. Сколь­ко угод­но есть людей и иссле­до­ва­те­лей, кото­рые огра­ни­чи­ва­ют­ся непо­ни­ма­ни­ем. И побе­да вели­ких умов в том и состо­ит, что там, где обык­но­вен­ный ум счи­та­ет, что им все поня­то и изу­че­но, — вели­кий ум ста­вит себе вопро­сы: “Да, дей­стви­тель­но ли все это понят­но, да на самом ли деле это так?” И сплошь и рядом одна уже такая поста­нов­ка вопро­са есть пред­две­рие круп­но­го откры­тия. При­ме­ров в этом отно­ше­нии сколь­ко угодно.

Извест­ный гол­ланд­ский физик Вант-Гофф в сво­их аме­ри­кан­ских пети­ци­ях гово­рит: “Я счи­таю, что я сво­им откры­ти­ем обя­зан тому, что я смел поста­вить себе вопрос, пони­маю ли я дей­стви­тель­но все усло­вия, так ли это на самом деле”. Вы види­те, сле­до­ва­тель­но, до какой сте­пе­ни важ­но стрем­ле­ние к ясно­сти и про­сто­те, а с дру­гой сто­ро­ны, необ­хо­ди­ма сме­лость при­зна­ния сво­е­го непо­ни­ма­ния. Но это балан­си­ро­ва­ние ума идет еще даль­ше. В чело­ве­ке мож­но даже встре­тить неко­то­рый анта­го­низм к тако­му пред­став­ле­нию, кото­рое слиш­ком мно­го объ­яс­ня­ет, не остав­ляя ниче­го непо­нят­но­го. Тут суще­ству­ет какой-то инстинкт, кото­рый ста­но­вит­ся на дыбы, и чело­век даже стре­мит­ся, что­бы была какая-нибудь часть непо­нят­но­го, неиз­вест­но­го. И это совер­шен­но закон­ная потреб­ность ума, так как неесте­ствен­но, что­бы все было понят­но, раз мы и окру­же­ны и будем окру­же­ны таким бес­ко­неч­ным неиз­вест­но­го. Вы може­те заме­тить, до какой сте­пе­ни при­ят­но читать кни­гу вели­ко­го чело­ве­ка, кото­рый мно­го откры­ва­ет и одно­вре­мен­но ука­зы­ва­ет, что оста­лось еще мно­го неиз­вест­но­го. Это — рев­ность ума к истине, рев­ность, кото­рая не поз­во­ля­ет ска­зать, что все уже исчер­па­но и боль­ше неза­чем работать.

Истиной надо любоваться

Даль­ше. Для ума необ­хо­ди­ма при­выч­ка упор­но смот­реть на исти­ну, радо­вать­ся ей. Мало того, что­бы исти­ну захва­тить и этим удо­вле­тво­рить­ся. Исти­ной надо любо­вать­ся, ее надо любить. Когда я был в моло­дые годы за гра­ни­цей и слу­шал вели­ких про­фес­со­ров — ста­ри­ков, я был изум­лен, каким обра­зом они, читав­шие по десят­кам лет лек­ции, тем не менее чита­ют их с таким подъ­емом, с такою тща­тель­но­стью ста­вят опы­ты. Тогда я это пло­хо пони­мал. А затем, когда мне само­му при­шлось сде­лать­ся ста­ри­ком, — это для меня ста­ло понят­но. Это совер­шен­но есте­ствен­ная при­выч­ка чело­ве­ка, кото­рый откры­ва­ет исти­ны. У тако­го чело­ве­ка есть потреб­ность посто­ян­но на эту исти­ну смот­реть. Он зна­ет, чего это сто­и­ло, каких напря­же­ний ума, и он поль­зу­ет­ся каж­дым слу­ча­ем, что­бы еще раз убе­дить­ся, что это дей­стви­тель­но твер­дая исти­на, несо­кру­ши­мая, что она все­гда такая же, как и в то вре­мя, когда была откры­та. И вот теперь, когда я став­лю опы­ты, я думаю, едва ли есть хоть один слу­ша­тель, кото­рый бы с таким инте­ре­сом, с такой стра­стью смот­рел на них, как я, видя­щий это уже в сотый раз.

Про Гельм­голь­ца рас­ска­зы­ва­ют, что, когда он открыл закон сохра­не­ния сил, когда он пред­ста­вил, что вся раз­но­об­раз­ная энер­гия жиз­ни на зем­ле есть пре­вра­ще­ние энер­гии, излу­ча­ю­щей­ся на нас с Солн­ца, он пре­вра­тил­ся в насто­я­ще­го солн­це­по­клон­ни­ка. Я слы­шал от Цио­на, что Гельм­гольц, живя в Гей­дель­бер­ге, в тече­ние мно­гих годов каж­дое утро спе­шил на при­го­рок, что­бы видеть вос­хо­дя­щее солн­це. И я пред­став­ляю, как он любо­вал­ся при этом на свою истину.

Смирение мысли

Послед­няя чер­та ума, поис­ти­не увен­чи­ва­ю­щая все, — это сми­ре­ние мыс­ли, скром­ность мыс­ли. При­ме­ры к это­му обще­из­вест­ны. Кто не зна­ет Дар­ви­на, кто не зна­ет того гран­ди­оз­ней­ше­го впе­чат­ле­ния, кото­рое про­из­ве­ла его кни­га во всем умствен­ном мире. Его тео­ри­ей эво­лю­ции были затро­ну­ты бук­валь­но все нау­ки. Едва ли мож­но най­ти дру­гое откры­тие, кото­рое мож­но было срав­нить с откры­ти­ем Дар­ви­на по вели­чию мыс­ли и вли­я­нию на нау­ку, — раз­ве откры­тие Копер­ни­ка. И что же? Извест­но, что эту кни­гу он осме­лил­ся опуб­ли­ко­вать лишь под вли­я­ни­ем настой­чи­вых тре­бо­ва­ний сво­их дру­зей, кото­рые жела­ли, что­бы за Дар­ви­ном остал­ся при­о­ри­тет, так как в то вре­мя к это­му же вопро­су начи­нал под­хо­дить дру­гой англий­ский уче­ный. Само­му же Дар­ви­ну все еще каза­лось, что у него недо­ста­точ­но аргу­мен­тов, что он недо­ста­точ­но зна­ком с пред­ме­том. Тако­ва скром­ность мыс­ли у вели­ких людей, и это понят­но, так как они хоро­шо зна­ют, как труд­но, каких уси­лий сто­ит добы­вать истины.

Вот, гос­по­да, основ­ные чер­ты ума, вот те при­е­мы, кото­ры­ми поль­зу­ет­ся дей­ству­ю­щий ум при пости­га­нии дей­стви­тель­но­сти. Я вам нари­со­вал этот ум, как он про­яв­ля­ет­ся в сво­ей рабо­те, и я думаю, что рядом с этим совер­шен­но не нуж­ны тон­кие пси­хо­ло­ги­че­ские опи­са­ния. Этим все исчер­па­но. Вы види­те, что насто­я­щий ум — это есть ясное, пра­виль­ное виде­ние дей­стви­тель­но­сти, позна­ние чис­ла и соста­ва этой дей­стви­тель­но­сти. Такое позна­ние дает нам воз­мож­ность пред­ска­зы­вать эту дей­стви­тель­ность и вос­про­из­во­дить ее в том раз­ме­ре, насколь­ко это воз­мож­но по тех­ни­че­ским средствам.

Вам может также понравиться...

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *